Хутор Герц
Говорят, если хорошенько потереть любого русского, то обязательно проявится татарин. Не стану утверждать, что это так, но вот стоит поскрести любого российского немца и непременно обнаружится меннонит.
Меннонитство, как религиозное течение, возникло в эпоху европейской реформации в середине шестнадцатого века под влиянием проповедей гениального и полубезумного бродячего священника Менно Симонса. Доктрина меннонитов отличалась веротерпимостью и отрицала насилие, впервые провозгласив пацифизм как религиозный догмат. Все мировоззрение меннонитов строилось вокруг общины, только ей они блюли верность и ее интересы ставили превыше всего. За пределами общины для них не существовало ни воинской присяги, ни государства. Меннонитство особенно распространилось в Голландии и Германии во время тридцатилетней войны (1618-1648гг). Пацифизм и примат интересов общины помогали крестьянам спастись и выстоять в этом безумии религиозной войны, когда католики и лютеране с упоением резали друг друга по всей Европе. По окончании тридцатилетней войны и те, и другие с тем же упоением принялись уничтожать меннонитов, ибо нефиг. Вдруг выяснилось, что меннониты – первейшие враги государства, поскольку совершенно в нем не нуждаются. От кровавого террора меннонитские общины стали разбредаться по миру. Есть упоминания о появлении общин в окрестностях Хорезма и даже на Филиппинах.
Покуда Европа захлебывалась в крови религиозных войн и кроила по живому Германию между Пруссией и Австрией, Россия наводила порядок на своих южных рубежах, присоединив Дикое поле, Тавриду, Крым и Бессарабию. Но пехотные полки лишь завоевывают территорию, освоить землю - сделать ее своей, могут только крестьяне. А вот с крестьянами была просто беда. Свободных крестьян для заселения огромных пространств в России не было. Казенных крестьян было не так уж много, а попытка изъять даже часть крепостных у помещиков, и так недовольных увеличенным рекрутским набором, могла привести к развалу государства. И тогда Екатерина Великая пригласила на новые земли меннонитов, гарантировав им религиозные свободы и право на самоуправление в пределах общин.
С середины восемнадцатого века и по начало девятнадцатого множество меннонитских общин переселились в Киевскую и Екатеринославскую губернии. В нижнем Поволжье образовались обширные колонии: Екатериненштадт и Александерталь.
Поволжские общины благополучно росли и развивались вплоть до середины двадцатого века, превратив засушливую нижневолжскую степь в цветущий рай. Выходцы из меннонитских общин служили государству на разных поприщах, полагая Россию своей Родиной.
Развитие меннонитских колоний на Украине довольно быстро уперлось в недостаток свободной земли для растущего населения, так как этот край стремительно заселялся крестьянами екатерининских генералов, получивших здесь обширные владения. В немецких традициях наследования не принято делить земельные наделы между сыновьями поровну, все достается старшему сыну. Остальным же кот в придачу к сапогам, выпадает редко. В основном лишь сума да родительское благословение.
Не имея возможностей к расширению, колонии стали поставщиками свободных людей, которые, отрываясь от общинной жизни находили себя в ремеслах, военной и гражданской службе. Многие из них оставались безземельными крестьянами или батраками. Однако, извечная крестьянская мечта о свободных землях манила батраков в Сибирь и дальше. С одним из таких переселенческих караванов в самом конце девятнадцатого века отправился в Сибирь и мой прадед Герц с женой и двумя сыновьями.
Хутор Герц
Дорога из Екатеринославской губернии в Омскую растянулась на два года. В конце пути у прабабушки стали отказывать ноги, тогда прадед соорудил для нее тележку, которую тянул с сыновьями по бесконечному Сибирскому тракту. Вместе с ними держались меннонитские семьи Кнельц и Кун. Ранней весной прибыли они в отведенное для поселения место.
Место оказалось пологой чистой возвышенностью на берегу Иртыша. Вдоль возвышенности тянулось заросшее кураями болото, где дикой утки было столько, что при взлете огромных стай закладывало уши и темнел свет. А земля – где ни копни, жирный чернозем.
Кое-как соорудив шалаши да землянки, стали переселенцы обживаться да ждать начальство, что должно было определить им земельные наделы. Начальство прикатило теплым апрельским днем. В бричке кроме возницы сидел землемер, худощавый мужчина средних лет в форменном сюртуке с деревянной саженью в руках, немного похожий на черного журавля. Сопровождал землемера полицейский урядник, плотный и розовощекий, с пшеничными усами, в синем кителе и при сабле.
Землемерная служба в те времена была, как говорится, «и опасна и трудна», да и новым поселенцам следовало показать, что власть в этом медвежьем краю есть и она бдит. Оттого и присутствие урядника было вполне оправдано.
Загодя предупрежденные переселенцы накрыли для начальства стол, собрав что могли, не поскупившись на «казенную» и тихо переминались в сторонке, покуда начальство размяв ноги, затекшие от долгого сидения в бричке, да опрокинув по чарке, хрустело лучком да моченым огурчиком.
Памятуя о деле, землемер вскоре подхватил свою сажень и принялся споро размечать красную линию дворов будущего поселения, отводя каждому семейству положенную для усадьбы площадь. Промеры закреплялись заранее заготовленными кольями, урядник, топорща усы, старательно записывал что-то в большую книгу и вскоре будущее поселение обрело контуры. Обойдя кураи, в степи землемер также отбил линию, разметил на ней надел для каждой семьи в соответствии с количеством душ и обозначил кольями межи. Совершив сей труд, утомившееся начальство вернулось к столу, где уже основательно отдало должное хлебосольству переселенцев, не забывая разливать по чаркам «казенную».
Среди переселенцев, однако наметилось некоторое волнение. Посовещавшись меж собой, они приблизились к столу и подтолкнули вперед Герца, который теребя картуз и мешая русскую речь с немецкой вежливо вопросил, мол, не угодно ли будет их благородиям завершить начатое, а то вот солнышко уж клонится, а полной ясности по земле нет. И добавил, как молитву: «Ordnung ist das halbe Leben». При этом покосился на изрядно опустевшую бутыль. Землемер отставил чарку, уставил помутневший взор на Герца и ответил несколько раздраженно: «Да ведь я все промеры сделал, какого ж рожна вам еще надо?» Но Герц стоял на своем: «Wie kann das sein? Und in der Ferne wie viel? Сколько можно пахать вдаль?» Землемер оторопело выпучил глаза: «Пахомыч, ты слыхал? Он спрашивает, как далеко можно пахать…» И землемер с урядником принялись хохотать. Отсмеявшись урядник вытер кулаком пшеничные усы и произнес: «Да хоть до самой до Индии пашите.» Землемер с урядником выпили «на посошок», сели в бричку и укатили в Омск. Так весной 1901 года образовался хутор Герц.
Эту анекдотичную историю про землемера и слова «пашите хоть до Индии» будут помнить несколько поколений хуторян. Они воспримут их как благословение для жизни на этой щедрой и отзывчивой на крестьянский труд земле. Никогда более они не будут знать недостатка ни в пахотной земле, ни в выпасах, ни в водных угодьях.
В 1928 году хутор Герц переименован в село Красная горка, каковое существует и поныне. Теперь это практически пригород Омска.
Живут ли там сегодня потомки Герцев, Кнельцев и Кунов мне неизвестно.
апрель 2022.