Штурм Рейхстага
Штурм Рейхстага
Часть 1
Сюжет для маленького телефильма.
Камера движется слева направо, разворачивая панораму заводских корпусов, дымящих труб, заснеженного поля и чернеющий острыми верхушками елей и корявыми лиственницами лес. В поле зрения камеры попадает приземистый двухэтажный бревенчатый барак. Барак занесен снегом выше окон первого этажа. Скособоченная снежная шапка почти касается сугробов под окнами. Несколько маленьких фигурок суетливо толкутся возле барака. Камера наезжает, укрупняя план. Слышны детские голоса. Десять или чуть больше мальчишек и девчонок в возрасте от 8 до 12 лет, одетых в латаные телогрейки, валенки не по ноге, налезающие на уши или завязанные под горло шапки и вязаные платки, что-то оживленно обсуждают, порой срываясь на крик. Среди смеха, многоголосого гомона, проскакивают русские матерки, слова и даже отдельные фразы немецкой речи. Они не режут слух, очевидно, дети привыкли разговаривать так. Так разговаривают их родители – так разговаривают во всем их маленьком мире.
Похоже, что дети играют в какую-то игру.
Интерлюдия
Мой добрый зритель, как ты думаешь, в какую игру может играть ватага ребятишек в возрасте от восьми, до двенадцати лет вне зависимости от их национальности, места проживания, религиозных или культурных традиций? В какую игру мальчишки, да и девчонки, могут играть с таким самозабвенным восторгом во все времена и на всех континентах? Все правильно – дети играют в войну.
Но в марте 1953 года лишь один эпизод огромной и страшной войны, ставшей их жизнью, способен был увлечь детские сердца самоотверженностью и отвагой.
Взятие Рейхстага. Очевидно, что Рейхстаг должен изображать приземистый, занесенный снегом барак. Из пыльного чулана выкрадено алое полотнище, что обычно вставляется в отрезок трубы над крыльцом в мае и ноябре. А теперь ребятишки, крича, толкаясь и смеясь, делятся на две команды – «наших» и «фрицев».
Очевидно, что ребят нисколько не смущает тот факт, что большая часть ватаги – немцы. Среди ребячьих лиц, периодически попадая в кадр, мелькает одно или два раскосых и скуластых личика, да слышится порой хохлацкое мягкое хаканье. Делятся, споря задиристо, отнюдь не по национальному признаку, а так, чтобы в каждой команде было одинаково малышни и девчонок. Девчонок всего две. Маленькая, худенькая Хамима с острым носиком и щелками глаз. Хамиме девять лет, но выглядит она гораздо младше. Девочка одета в меховые опорки, пальтишко, кое-как сшитое из старого ватного халата и вязаную шапку. Она молчит, толи плохо понимая по-русски, толи будучи молчаливой от природы. Рослая хохлушка Лена, девочка лет тринадцати, или даже четырнадцати, одна среди всех одета в кожушок, ладно скроенный из белого армейского полушубка. На ножках у нее аккуратные валеночки, подшитые толстой войлочной подошвой. Она заливисто смеется, щедро рассыпая остроты с явным малоросским акцентом. При этом ее карие глазки нет-нет да стрельнут в худого голубоглазого подростка в залатанной телогрейке. Ленька (командир «наших» по жребию) стоит, немного набычившись, напротив белобрысого крепыша Роберта (командира «фрицев»). Роберт, немного заикаясь и коверкая слова что-то доказывает Леньке, голос его иногда срывается на высокий фальцет.
- Такой замухрышка мне давал, зо? А Ленка вон какой – себе брал! Зо? Ты мне тогда Цингер давай. Унд аллес!
-Ага, Цынгера захотел! Накось, выкуси. Вон Манеля бери.
-Туу!! Ту бист.. Кулак Роберта целит Леньке в нос. Ленька уворачивается. Но мальчишки не успевают сцепиться по-настоящему – ребятня растаскивает их. Через некоторое время гомон и споры заканчиваются и обе команды расходятся по позициям. «Фрицы», громко топая по лестнице, бегут на второй этаж, затем на чердак и через слуховое окно выбираются на крышу. В конце коридора, на пол-ладони приоткрывается дверь, и скрюченная старуха шипит что-то по-немецки вслед пробегающим детям.
Сражение начинается с артподготовки – взаимного обстрела снежками, затем «наши» предпринимают лобовую атаку через слуховое окно. Ленька и Толька Циммерман, длинноногий и нескладный мальчишка, вылезают из чердака на крышу барака, но там их уже поджидают. Роберт набрасывается на них, ему на помощь спешат другие ребятишки из команды «фрицев». Недолгая жаркая потасовка и вскоре Ленька, Роберт, Толька и еще пара ребят барахтается в сугробе под крышей.
Но оказывается, это был лишь отвлекающий маневр. Основная атака «наших» развивается с другой стороны барака, с приставной лестницы. Пока основные силы «фрицев», неся потери, обороняют выход на крышу через слуховое окно, главная штурмовая группа «наших», поднявшись по приставной лестнице, занимает плацдарм на господствующей высоте – вдоль конька крыши. Теперь для победы остается только очистить крышу от «фрицев». Поначалу, то один, то другой «фриц» покидают поле боя, скатываясь по крыше в сугроб, но затем атака захлебывается. Невысокий крепыш Цингер оседлал слуховое окно и деловито, одного за другим отправляет нападающих в сугроб. Только трое малышей, последний резерв «наших», выбивают его с позиции и, ухватив за телогрейку, утаскивают вниз.
Ничья. Ребята выбираются из сугробов, отряхивают снег, вытрясают его из валенок, шипя и ежась от бегущих за воротом холодных струек. И только маленькая Хамима заливисто смеется, тыча смуглым пальчиком вверх. На крыше барака маленький пухленький Манель, беспрерывно шмыгая носом и высунув от усердия кончик языка, старательно прикручивает проволокой к коньку красный флаг. Рейхстаг взят!
Солнце постепенно клонится к горизонту, задевая верхушки елей. Тени удлиняются и синеют. Заметно холодает.
От заводских корпусов к бараку по протоптанной в снегу узкой тропинке движется группа мужчин. Что-то неуловимое в их походке, в слегка ссутуленных плечах, в латаной темно-серой одежде выдает в них недавно расконвоированных ЗК. Они идут гуськом, полностью погруженные в свои мысли. Болезнь вождя, смутные слухи… Они не ожидают перемен к лучшему, но может быть, где-то глубоко, теплится надежда.
Семенящий впереди старый Манель вдруг останавливается и, издав неопределенный звук, тянет руку в сторону барака. На крыше барака, над самым коньком, кроваво-алое в лучах заходящего солнца реет праздничное полотнище. Кто-то из мужиков сдавлено ругается. Они бегут по узкой тропинке к бараку, оступаясь и падая в глубоком снегу.
С противоположной стороны, от зданий отрядной комендатуры и казарм по дороге бежит комендант четырнадцатого отряда капитан Логинов.
- Кто-о?! Кто, вашу мать?! Радуетесь?! – запалено хрипит комендант, скребя пальцами заскорузлую от мороза кобуру. Ухватив наконец, непослушный ТТ, он поднимает пистолет над головой. Все замирает. Сдавленно пискнув, Ленка Логинова припускает по дороге к казармам, откуда уже спешит строй взвода охраны. Маленькая Хамима опускается на колени в снег и крепко зажмуривает глаза. В наступившей морозной тишине слышно лишь сиплое дыхание капитана, да поскрипывание снега под ногами переминающихся мужиков. Пауза тянется и тянется… Через минуту кажущегося бессмысленным и хаотичным переминания мужиков с ноги на ногу, вся ребятня незаметно оказывается за их спинами. Мужики сближаются плечами, сжав свои шапки в побелевших пальцах. А на крыше барака, отдуваясь и матерясь сквозь зубы, старый Манель, обламывая ногти, откручивает проволоку, которой накрепко примотано алое полотнище.
Капитан Логинов, чей взгляд постепенно приобретает осмысленное выражение, опускает пистолет, недоуменно смотрит на него, затем кидает в кобуру. Не обращаясь ни к кому, капитан опускает руки и произносит потерянно: «Умер товарищ Сталин».
Конец фильма.
Часть 2
Ролики киноленты с кадрами, не вошедшими в фильм,
исчерканные и смятые обрывки сценария
Кадр NN: Маленькое помещение с обитой железом дверью и зарешеченным окном. Тусклый свет проникает сквозь дощатое «забрало» окна и грязное стекло. Несколько мужчин с почти неразличимыми в полумраке лицами. Кто-то ходит нервно от двери к окну. В кадре крупным планом мужское худощавое лицо с правильными красивыми чертами. Прямой нос, слегка выдающиеся скулы, твердо очерченная линия подбородка. На впалых щеках тронутая ранней сединой щетина. Взгляд немигающих светло голубых глаз будто обращен внутрь. Натаниил Герц, прошедший кровавую финскую войну, семь лет Богословлага, пять лет тяжелой и скудной жизни ссыльнопоселенца, никогда не сдававшийся и не оставлявший надежды, прощается с жизнью.
Кадр NN: Ленька сидит за школьной партой, вперив взгляд в заиндевевшее окно. Глаза у Леньки красны и сухи. Все слезы уже вылились из них. Губы мальчишки сжаты упрямо и скорбно.
Кадр NN: Скупо убранная самодельной мебелью комната с деревянным некрашеным полом. В комнате ощутимо холодно. Крупным планом камера показывает белые от инея шляпки гвоздей в полу. Посредине комнаты голой попкой на полу сидит четырехлетний малыш. Малыш плачет давно и безутешно, размазывая кулачком слезы.
Кадр NN: Будка охранника и стоящая возле нее высокая женщина в черном демисезонном пальто. На вид женщине около сорока лет. Ее лицо хранит следы былой красоты, ее и сейчас можно было бы назвать миловидной, если бы не крайняя худоба и почерневшее от горя лицо. Женщина молчит. Она держит в руках небольшой узелок.
Кадр NN: Логинов Павел Константинович, бывший командир минометной батареи, бывший начальник комендатуры четырнадцатого отряда, аккуратно уложил в жестянку из-под чая капитанские погоны, Гвардейский знак, орден Красной Звезды, медаль «За Отвагу», орден Отечественной войны и медаль «За взятие Кенигсберга». Надев шинель со споротыми погонами, Логинов отправился устраиваться на завод, где работали в основном его бывшие подопечные.
Натаниил Герц прожил после этого долгую жизнь, вырастил детей и внуков. Никогда, ни в какие времена его жизнь не была легкой. Но никогда более в ней не было места для пережитой в изоляторе спецкомендатуры смертной тоски.
_____________
Все они – Натаниил Герц, женщина в демисезонном пальто, Ленька и зареванный малыш с голой попкой – моя семья.