Бессмертный полк и Бессмертный барак
Папу демобилизовали из Красной Армии зимой 1940 года. Радиотелеграфист– корректировщик огня в гаубичном полку, он хватил лиха на финской войне, потом дослуживал во вновь обретенных уездах Белоруссии, а в самые холода вернулся к родным заснеженным полям Азовского района Омской области, в деревню Федоровку немецкого сельсовета. Счастье его с молодой женой, моей мамой, было недолгим – началась война. Папа трое суток спал вполглаза, не снимая сапог - все ждал, когда принесут повестку. Считал, что ему, младшему командиру первой категории запаса, принесут первому. И негоже тут суетиться со сборами – только ухватить походный сидор, что приготовлен под лавкой, обнять жену и снова на войну. Что такое война, папа знал. Или думал, что знает. Но кому? Не этим же юнцам – братику его младшему Готфриду, или сопляку Леньке? Война – дело мужчин. Мой папа был мужчиной и солдатом. Ему было двадцать пять лет.
На четвертый день папа отправился в районный военкомат, потому что уже не мог ждать. В военкомате ему строго сказали ехать домой и работать и что им лучше знать. Папа поехал домой и работал дальше в МТС. Только походный сидор лежал всегда под сидением его «Сталинца». Мужиков в селе становилось все меньше, а хлеба вставали стеной. Урожай 1941 года был небывалый. Подходило к концу лето, сводки с фронтов были смутные. Прицепив к своему верному «Сталинцу» комбайн «Коммунар», папа убирал хлеб. Он работал без выходных и почти без отдыха – столько, сколько нужно и еще чуть-чуть. Поле сменялось полем, район сменялся районом, а уборочная все никак не заканчивалась. Последнее поле убирали уже в ноябре, по снегу. Комбайн не молотил сырое зерно, только скашивал хлеб в валки. В конце поля жидкие огни полустанка, редкая цепь автоматчиков и хриплый окрик: «Глуши машины, построиться». Вот и пригодился тот сидор.
В эшелоне были все. Братик Готфрид и племяш Ленька, которому еще и возраст не вышел, женины братья Василий и Александр, солидные мужики сильно за тридцать, словом, все кто еще оставался в Федоровке, да и в районе.
Где и как мотало тот эшелон, по каким полустанкам и пересылкам, не известно. Только в феврале 1942 года прибыли они в Богословлаг. А зимой 1941-1942 годов в Богословлаге хозяйкой была смерть. Из контингента 1941 года к весне умерло трое из четырех. Федоровские прибыли в конце зимы, да хватило и им. Василий и Александр обращались по начальству, писали рапорты, что ошибка вышла – русские они, просто, кто там разбирался в немецком сельсовете – погрузили всех в один эшелон. Они просились на фронт, а папа отговаривал их, мол вы войны не знаете. А они не слушали его – он был младше них, муж сестры. Потом он пошел с ними к начальству, потому что он был солдат, а они нет. Они не стали говорить, конечно, что их мама немка – Сусанна Сабельфельд. Да никто и не спрашивал. Начальник, что решал их судьбу, вызверился на отца: «По своим заскучал, сволочь фашистская!?» Дядьки Василий и Александр отправились на фронт, а папа в холодный карцер.
Папа выжил. Все семь лет Богословлага. Он спас от верной гибели Леньку и не раз подставлял плечо младшему Готфриду. Потому что он был солдат. Как по-другому?
А с Василием и Александром они больше не встретились. Год спустя, 21 марта 1943 года братьев накрыло в окопе одной гранатой. Старший Василий погиб сразу, а Александр с пригоршней мелких осколков в легких отправился в скорбный путь по госпиталям. Он демобилизовался по ранению в конце войны и вскоре умер в Федоровке. Василий похоронен под Питером в братской могиле. Он и еще восемнадцать тысяч шестьсот двадцать один солдат.